* 25 апреля 1885 в Вене
Лессингштрассе 50, Берлин-Тиргартен (1938)
Плесснерштрассе 10, Берлин-Трептов (1940)
Бертольд Руднер, по профессии слесарь и свободный журналист, в течение полгода записывал в дневнике все события и свои впечатления в Минском гетто. Это единственное сохранившееся свидетельство человека, депортированного в Минск, позволяет получить представление о жизни и страданиях людей, заключенных в гетто.
Бертольд был третьим ребенком в семье. Его отец, Мозес Йозеф (Мориц) Руднер (* 19. 8. 1849), красивый, большой и сильный мужчина с темным цветом лица, происходил из бедной семьи в Галиции. По профессии он был носильщиком на железной дороге, но кроме того торговал домашней птицей на венском рынке. Еще будучи маленьким ребенком, Бертольд сопровождал своего отца рано утром на рынок и помогал ему. Его мать Леонора Елена (Лена), урожденная Штраус (* 13. 3. 1849), родилась в полунемецкой богемской деревне, в 30 минутах ходьбы от города Гусинец. Руднер, обожавший свою мать, описывает ее в 1936 году в своей автобиографии как статную, грациозную, интеллигентную, но иногда, правда, несколько властолюбивую женщину. Она всегда была трудолюбива, усердно и с честолюбием вела домашнее хозяйство и торговлю и стремилась разнообразить свою духовную жизнь.
Руднер жил со своими родителями, старшей сестрой Терезой (* 17. 10. 1878) и младшим братом Паулем (* 12. 8. 1890) в переулке Мисбахгассе,11 во втором районе Вены. Своего старшего брата Макса (* 1880) Руднер не знал, т.к. он умер в двухлетнем возрасте. Семья из четырех человек жила в крайне стесненных условиях, позади казармы, в которой были размещены кавалеристы-боснийцы. Еще маленьким мальчиком Бертольд видел, как издевались над молодыми иностранными солдатами. Позднее у него развилось ярко выраженное отрицательное отношение к армии и военной службе, от которой ему до начала Первой мировой войны удавалось уклоняться.
Бертольд Руднер был робким и замкнутым мальчиком, он посещал третьеразрядную бюргерскую городскую школу и был скорее середнячком. Его способности проявились в основном в предметах, связанных с творчеством. Он мог хорошо петь, писать и рисовать, а также любил уроки физкультуры. Особенно нравилось ему мастерить. Еще ребенком он страстно мечтал об инструментальном ящике, полном различных инструментов. Он восхищался работами мастеров по ручному изготовлению художественных слесарных изделий, которые он видел в венских церквях, и поэтому хотел стать таким же мастером. В 12 лет его, уже довольно повзрослевшего и статного, с »усами, которые он мог покручивать пальцами«, часто принимали за учителя. В 1899, не дожидаясь окончания учебного года, Бертольд оставил школу и в возрасте 14 лет приступил к обучению на слесаря. Он быстро нашел себе место ученика слесаря-сборщика в одной слесарной мастерской, которая изготавливала лифты для кирпичей и черепицы для новостроек. Однако безжалостная эксплуатация учеников, которая к тому же совсем не оплачивалась, а также тумаки от мастера, уже через шесть месяцев привели к разрыву договора между учеником и мастерской. Руднер пошел в слесарную мастерскую по изготовлению строительных конструкций, где обучались еще два ученика, которых он знал еще со школы. Хуго, Рудольф и Бертольд вместе работали подмастерьями два учебных года, не получая за работу ни пфеннига. После окончания учебы у них не было возможности устроиться на работу, и свежеиспеченный помощник слесаря Руднер стал безработным и скитался по Вене в поисках случайных заработков.
Уже в возрасте 15 лет Руднер, каким бы замкнутым и робким он ни был в детстве, начал интересоваться рабочим движением и регулярно читал газетные новости. 1-го мая 1900 года он принял участие в демонстрации венских рабочих, на которую напали »политические хулиганы [...] с кожаными плетями«. Однако это не снизило его интерес к политике. Его привлекало движение за освобождение рабочего класса, и он вступил в »Общество социалистических молодых рабочих«, из рядов которого после распада Австро-Венгерской монархии в 1918 году вышло политическое руководство Первой Австрийской Республики.
Все еще не имея постоянной работы, Руднер вынужден был в качестве »человеческого двигателя« продавать свой труд за 8-9 гульденов в неделю. Все удивлялись, что он, будучи жителем Вены, выучился »только« на слесаря и не достиг »ничего большего« в жизни. В это время такую работу выполняли в основном только чехи или венгры. Чтобы выбраться из этого жалкого состояния, расширить свой собственный горизонт, познать мир и, не в последнюю очередь, чтобы избежать призыва на трехлетнюю военную службу, Руднер, не имея паспорта или еще какого-либо другого документа, отправился на борту парохода »Майн« из Бремена в Нью-Йорк. Через 14 дней он прибыл в »Новый Свет« и жадно впитывал в себя все то новое, что он видел в этом большом, пульсирующем жизнью городе. Однако, свободы, которую он искал, он так и не нашел. Время от времени он находил работу в качестве слесаря стальных конструкций, но большую часть времени он был безработным и проводил свободное время за изучением социальных проблем населения Нью-Йорка. В поисках немецкоязычных друзей по интересам он по воскресеньям посещал немецкое социалистическое образовательное общество и читал прессу. Он в особенности интересовался дискуссиями в американском обществе, например, вопросами ведения трезвого образа жизни (снижение употребления алкоголя или даже полный отказ от него), а также проблемами афроамериканцев и политической коррупции в партиях и профсоюзах. Он старательно вырезал заметки из газет и собирал их. Позднее они стали основой его статей в европейской рабочей прессе. Будучи ремесленником, он также активно участвовал в работе профсоюза металлистов и очень быстро познакомился с двумя сторонами труда американских рабочих - однако »теневая сторона преобладала над солнечной«. Постоянная безработица и отсутствие духовных побуждений заставили его вернуться в Европу, чтобы использовать свои знания об американской действительности и »просвещать« рабочий класс в Европе.
В Европе его и его подругу Марию Брайд (* 1868), с которой он познакомился в Нью-Йорке, привлекала Швейцария. В Цюрихе Руднер снова ожил. Ему очень нравилась культурная жизнь города. Он с воодушевлением окунулся в дискуссии и политическую работу. Однако их новую жизнь омрачала политика властей по отношению к иностранцам: разрешение на пребывание в этой стране было основано лишь »на снисхождении« и действовало всякий раз только одну неделю. Таким образом, спустя короткое время, глубоко разочарованные Швейцарией, они в 1904 году снова вернулись в Нью-Йорк.
Чтобы больше не зависеть от рынка труда, Руднер решил основать свою собственную фирму. Вместе со своим школьным другом и товарищем по профессиональному обучению Хуго, которого судьба также забросила в Нью-Йорк, он основал слесарную мастерскую »Impire Iron Workers« в Бруклине. Они изготавливали в основном пожарные лестницы, которые были распространены в домах на восточном побережье США. Однако уже через несколько лет плохое экономическое положение США положило конец его бизнесу, и он был вынужден отказаться от ведения предприятия и сдать земельный участок в аренду. В одиночестве он опять отправился в Цюрих. Там он хотел все подготовить к приезду Марии. Прибыв в Швейцарию, он быстро нашел работу в качестве слесаря-сборщика. Теперь Мария могла уже приезжать. Однако она сообщила, что она сейчас приехать не сможет, так как она беременна. Не раздумывая, Руднер в третий раз отправился в Америку, чтобы быть рядом с Марией. Сразу же после его приезда они обвенчались в нью-йоркском Сити-холле. Спустя некоторое время у них родился сын Пауль Германн. Когда мальчику исполнилось три месяца, семья переехала в Швейцарию, где Бертольд Руднер днем тяжело трудился, а вечером еще и занимался политической деятельностью. Он вступил в социал-демократическое образовательное общество »Согласие« и принимал активное участие в различных сферах его деятельности. Но Мария не смогла привыкнуть к условиям жизни в Европе. Это обстоятельство, а также постоянное отсутствие мужа побудили ее вернуться с сыном в Нью-Йорк.
Руднер, напротив, был полон решимости остаться в Цюрихе, т.к. он ставил свои идеалы выше семьи. С этого момента он трудился еще более интенсивно, как в профессиональном плане, так и в сфере политики, и, поскольку считал себя »знатоком американских профсоюзов«, начал журналистскую деятельность. Вначале ему удавалось печатать свои заметки в различных швейцарских профсоюзных газетах. Позднее его статьи стали появляться также и в газетах австрийских и немецких профсоюзных объединений. После трех лет проживания в Цюрихе его потянуло в Берлин, где он собирался посвятить себя дальнейшему интеллектуальному и духовному развитию. Когда он в 1911 году приехал в Берлин, то у него там не было никаких знакомых, кроме одного столяра, с которым он познакомился в цюрихском обществе »Согласие«. Руднер поселился в том же доме в северной части города, на Ционскирхштрассе, где проживал его знакомый.
Въезд в Германию в то время был возможен без официального разрешения и не связан с какими-либо проблемами. Руднер также без проблем получил трудовую карточку. В первое время он выполнял различные виды слесарных работ по всему городу и значительно повысил свое профессиональное мастерство. Затем его внимание привлекло одно объявление о найме на работу в берлинской дневной газете. Одна фирма в саксонском городе Цвиккау, изготавливающая устройства для нанесения покрытия на колосниковые решетки, искала слесаря-сборщика со знанием иностранных языков для работы за рубежом. Руднер, который знал несколько языков, подал заявление. Его тотчас же приняли и вскоре определили для работы в Сербии, Венгрии и Чехии. В этих странах он должен был заниматься модернизацией котельных на сахарных заводах.
Когда он вернулся назад в Цвиккау, его уволили из-за разногласий, которые у него возникли с его партнерами в Белграде. Руднер, считавший, что с ним поступили несправедливо, подал жалобу в суд по трудовым спорам. Более трех месяцев, пока шел процесс разбирательства, он провел у своей сестры Терезы, которая проживала со своей семьей в Хемнице, недалеко от Цвиккау. Там он работал на фирме »Presto«, которая изготовляла велосипеды и автомобили.
Вернувшись в Берлин, Руднер снова быстро установил контакты с организованным рабочим движением и в этой среде однажды познакомился с белокурой Маргаретой Цитен (* 13. 9. 1882). Она родилась в Берлине и по профессии была продавцом книг. Маргарета Цитен, которая не была еврейкой, и Бертольд Руднер жили до его депортации в 1941 году вместе без официального оформления брака. Грета, как ее называл Руднер, хотя и была »посредственной танцовщицей […], но умела компенсировать этот недостаток своим душевным богатством«. Она также в большой степени способствовала развитию его журналистского таланта. Когда в 1914 году разразилась война, Руднер попал в тяжелое положение. Отвернуться от военной службы было уже почти невозможно. Побегу в Швейцарию мешала привязанность в Грете. Не удались также и попытки эмигрировать в США. Чтобы не быть выдворенным в Австрию, Руднер добровольно записался в техническую военную часть в Германии, так как он не хотел пасть смертью храбрых. Однако немецкая армия не нашла применения для слишком делового слесаря Руднера, и он вынужден был все же отправиться в Австрию. 13 августа 1914 года он выехал туда и, приехав в Вену, первым делом отправился в арсенал австрийской оружейной палаты. Там он на основании своих знаний в области двигателей предложил свои услуги в »подразделении воздухоплавания«. Годы войны он провел с пилотами дирижаблей в городе Фишаменде, что лежит на Дунае в 20 километрах юго-восточнее Вены. Знания и умения в области строительства моторов давали ему некоторые привилегии, которые делали жизнь боле сносной. Так, он мог жить частным образом за пределами гарнизона и носить гражданскую одежду. Это было также на руку его вышестоящему начальству, которому не разрешалось общаться с простыми солдатами. Они охотно общались с Руднером, а он регулярно знакомил их с политической ситуацией. Благодаря Грете, которая, несмотря на запрет (выписывать зарубежную прессу было запрещено), присылала ему немецкие газеты, он был постоянно в курсе всех событий. И во время войны Руднер продолжал писать заметки и статьи в рабочие газеты, рискуя при этом быть заподозренным в государственной измене. Однако серьезных последствий это не имело, т.к. для пилотов аэростатов он был незаменимой персоной, хотя какой-нибудь серьезной военной карьеры он на смог сделать.
От войны страдало, прежде всего, гражданское население, и Руднер пытался по возможности помогать своим родителям, живущим в бедноте. Однако постоянное недоедание уже оставило на них свой след, и вскоре после войны они умерли. В начале ноября 1918 года в соответствии с существующим порядком Руднер был демобилизован из армии и сразу же отправился в Берлин к своей Грете. Но город сильно изменился, на улицах шла настоящая гражданская война, в воздухе витал дух революции.
Для того чтобы зарабатывать на жизнь, Руднер покупал подержанные автозапчасти, восстанавливал их и продавал в Германии и за рубежом. Один из лучших его заказчиков был из Дании. Чтобы повысить свое профессиональное мастерство и получить место мастера в сфере промышленности, Руднер посещал различные курсы в городском училище машиностроения.
Вместе с тем он также продолжал и свою политическую деятельность. Уже через некоторое время Руднер, будучи большим поборником социалистических идей и сторонником международного рабочего движения, вступил в пацифистскую »Независимую социал-демократическую партию Германии« (НСДПГ). А в 1920 году начал к тому же работать для ее партийного органа, газеты »Свобода«. Здесь он познакомился с книготорговцем и издателем Отто Брассом, одним из основателей НСДПГ. Когда в результате полемики по вопросу о вступлении в »Коммунистический интернационал« (Коминтерн) НСДПГ раскололась, Отто Брасс вначале находился ближе к коммунистическому крылу. Однако уже через некоторое время он вернулся в Социал-демократическую партию Германии (СДПГ). »Свобода« отстаивала позицию, что для рабочего класса индустриальных стран Коминтерн не имеет будущего. Какого мнения в этом политическом споре придерживался Руднер, неизвестно. Во всяком случае, международное рабочее движение было постоянной темой его журналистских статей. Позже, начиная с 1922 года, он начал заниматься вопросами борьбы рабочего класса в азиатском регионе. В рабочих газетах Вены и Лондона он помещал заметки о социалистическом движении в Японии и написал приветственную статью для первой индийской рабочей газеты, которая начала выходить на английском языке в Лагоре. В ней он вступил в дискуссию о соотношении между нацией, капиталом и рабочим движением и пришел к выводу: »Стремление к национальному самоопределению ограничивается, как правило, собственной нацией. По-другому выглядит стремление рабочего класса к социальному освобождению. […] Не изоляция наших азиатских братьев от нас, европейцев, должно быть нашим выбором, а их вступление в наши ряды, в ряды пролетарского Интернационала, который не знает различий в цвете кожи или религии.« В качестве корреспондента индийской рабочей газеты он попросил проживавшего в Лондоне философа и социал-демократа Карла Каутского написать для газеты статью. В письме от 30 ноября 1922 года он констатировал, что с самого начала хотел придать газете »строго социалистический« характер и тем самым противопоставить ее »духовной пустоте всех английских партийных газет«.
В это время Руднер по своей основной профессии содержал собственную авторемонтную мастерскую и гараж по улице Клопштокштрассе, 5 в Ганзейском квартале Берлина, а проживал он вместе со своей спутницей жизни Гретой в нескольких минутах ходьбы отсюда, на улице Альтонаерштрассе, 13. В 1932 году он, наверное, длительное время жил с ней в своем родном городе Вене.
Карл Каутский, как и Руднер, вырос в Вене. Руднер постоянно поддерживал контакт с Каутским и осенью 1932 года сообщал ему в письме о берлинской социал-демократии. Между тем Руднер уже публиковался в центральном органе СДПГ, газете »Vorwärts«. В своем письме другу по партии Руднер описывал развитие ситуации в редакции. Его больше всего раздражало то, что газета занималась несущественными вещами, в то время как Веймарская республика погибала в политическом и экономическом отношениях. Руднер также чувствовал на себе ухудшение экономического положения. Он писал Каутскому: »Кооперативный универмаг на улице Ораниенштрассе представляет собой натюрморт: там господствует тишина. – Большие гаражи превращаются в еженедельные базары. Большой автомагазин сегодня существует для того, чтобы в пустых залах хранить снятые с учета автомобили за какие-то 4 марки в месяц. Берлин находится под знаком мебельных автофургонов. Все переезжают.« Маргарета Цитен и Бертольд Руднер тоже переехали на улицу Лессинга 50.
После захвата власти национал-социалистами социал-демократы были первыми среди политических противников режима, кто стал жертвами государственного преследования. 30 июня 1933 года СДПГ была запрещена как »антинародная и антигосударственная организация«. Многочисленные ее члены, которым не удалось вовремя бежать за границу, были арестованы. Друг Руднера Отто Брасс в 1933 году также на несколько дней был брошен в гестаповскую тюрьму Колумбия-Хаус в берлинском районе Темпельхоф. Сам Руднер три года спустя был арестован за продолжение политической деятельности в СДПГ, но вскоре был отпущен. В 1936 году Руднер присоединился к группе сопротивления »Немецкий народный фронт«, основанной Отто Брассом и бывшим тюрингским социал-демократом Германом Бриллем. Их основной идей было объединение либеральных, демократических, социалистических и коммунистических групп Германии. Однако их политические требования носили скорее умеренный и теоретический характер. Группа сочиняла нелегальные листовки и воззвания, в которых она пыталась довести до общества информацию о своей программе, состоящей из 10 пунктов. Основное внимание в этой программы уделялось созданию »государства политической, социальной и экономической демократии«, чья внешняя политика была бы направлена на мир и примирение, а экономическая система служила бы на благо немецкого народа. Конечно, эта программа больше нацеливала на новый порядок Германии после режима национал-социалистов, чем на свержение этого тоталитарного режима. В поиске союзников группа вначале рассчитывала на сотрудничество с Коммунистической партией Германии, руководство которой находилось в изгнании в Москве. Однако вскоре группа начала сотрудничать с группой под названием »Начать сначала«, и от этих намерений пришлось отказаться. Польско-еврейский редактор Петер Бергман считался доверенным лицом Социал-демократической партии Германии в изгнании в Праге и должен был установить контакты между обеими берлинскими группами сопротивления. С этой целью в 1936 году во время Олимпийских игр он неоднократно посещал Берлин. Автомастерская Руднера была конспиративным местом встреч, где Отто Брасс и Петер Бергманн встретились в первый раз.
Петер Бергманн впоследствии вспоминал об этой подготовленной встрече: »Я должен был прибыть на улицу и зайти в гараж и ремонтную мастерскую. Когда я зашел в крытое помещение, у меня почернело в глазах, и я застыл от страха: передо мной стояло несколько дюжин автомобилей со штандартом [служебным вымпелом национал-социалистов на автомобилях]. Наверное, это были автомобили высшего руководства национал-социалистов. Но все было спокойно, и вскоре я нашел гараж. Там я увидел сначала 'арийскую' жену владельца, а потом и его. […] Он сказал, - Отто [Брасс] сейчас придет – и повел меня в другой кабинет. Там я увидел пишущую машинку, в которую были заправлены листы бумаги. На них уже была напечатана половина письма писателя Томаса Манна, который в данный момент находился в изгнании. В пишущую машинку было вставлено, наверное, 5 или 10 копий. Вот так работало 'сопротивление'!«
Несмотря на всю конспирацию, гестапо в сентябре 1938 года разгромило группу. »За подготовку к государственной измене« её членов приговорили к длительным срокам заключения в тюрьмах и на каторге. Всего было арестовано боле 20 человек. Германн Бриль и Отто Брасс были приговорены т.н. »народным судом« к 12 годам каторги. Бертольд Руднер и Маргарета Цитен в октябре 1938 года также были арестованы. После почти года пребывания в предварительном заключении Верховный суд Берлина приговорил Руднера за распространение нелегальных печатных материалов и сбор пожертвований к полутора годам тюрьмы. До 26 мая 1940 года он содержался в тюрьме Плётцензее. Через несколько дней после освобождения его снова вызвали на допрос, т.к. на него поступил некий обвинительный материал со стороны полиции безопасности города Мюнстер. Однако он оказался, наверное, недостаточно обоснованным, и Руднера отпустили. На этом допросе Руднер сказал, что желает эмигрировать в США. Но этому не суждено было случиться. После освобождения он нашел приют у Эвальда Маркузе и его жены Женни, урожденной Неттлер, которые проживали по улице Плессерштрассе 10 в берлинском районе Трептов. Они тоже были связаны с сопротивлением. Руднер и семья Маркузе стали поддерживать контакты, по всей видимости, потому, что Эвальд Маркузе состоял в первом браке с Кэте Цитен, сестрой Маргареты. Кэте в 1937 году покончила жизнь самоубийством из-за террора национал-социалистов.
В ноябре 1941 года положение Бертольда Руднера ухудшилось. Незадолго до депортации он описывает события этих дней в своем дневнике очень отрывочно: 5 ноября 1941 года ему было отказано в праве на аренду квартиры, два дня спустя он получил бланки для составления т.н. списка имущества, которые он заполнил в тот же вечер. Ночью бомбой разрушило его дом, и Руднер на следующий день напрасно пытался найти себе прибежище. 9 ноября он сделал короткую ироническую запись: »Прием, 'праздничная' программа на 12.XI.« Имелся в виду день, когда он обязан был явиться на сборный пункт. Ранним вечером 14 ноября Руднер вместе с примерно тысячей других евреев на станции Груневальд был погружен в поезд, который должен был отвезти их в Минск. В поезде он нашел себе сидячее место рядом с Мартой Крон, которая было на семь лет старше его. Они как-то сразу понравились друг другу и подружились. Через четыре дня, когда после тяжелой поездки они прибыли в белорусскую столицу, украинские пособники СС высадили их из вагонов и погнали в гетто. Руднера вскоре определили в трудовую команду, которая работала при автомеханической мастерской полиции безопасности. Позже он вынужден был кроме того работать ночным сторожем на автомобильном складе полиции безопасности. Работа означала для него при данных обстоятельствах определенную безопасность и лучшее питание. Со многими членами СС из Австрии он разговаривал на своем родном австрийском диалекте и иногда получал от них сигареты и еду. Так как снабжение в гетто было плохим, это означало для него определенную роскошь, и он это, конечно, понимал.
Однако мучительное существование в гетто не прошло бесследно и для него. Голод, грязь и культурный упадок в гетто очень угнетали его: »Только здесь можно понять, кто есть кто. Вся культура и цивилизация 'опадает', как осенние листья с деревьев, остается только голый ствол. И все, что не выдерживает бури, погибает. [...] Как это и происходит здесь. Самые примитивные понятия о гигиене отменены. Голод отодвигает на задний план всю привитую воспитанием культуру, оставляя от нее только внешнюю оболочку. За немногими исключениями господствует социально опасный эгоизм. Люди разучились мыслить: днем и ночью разговоры только о еде. Как у низшего, так и у высшего сословия. Духовная нищета управляет ситуацией. Голод причиняет боль. У меня в этом достаточно опыта. Но когда животное 'человек' духовно уподобляется собакам, тогда он достигает такого состояния, которое не смогут вынести даже самые сильные нервы. И мы сейчас достигли такого состояния. Если сравнивать мое одиннадцатимесячное пребывание в предварительном заключении с обстоятельствами здесь, то тогда я жил, можно сказать, как в раю. [...]«
Чтобы каким-то образом хотя бы на время отвлечься от ужасающих будней, голода и бедственного положения, по особым случаям узникам гетто удавалось собраться вместе. Такое произошло, например, в новогоднюю ночь 1941/42 года. После того как Марта Крон и две другие женщины из »жилищного сообщества« прочитали занимательные стихи, Руднер не мог сдержаться и внес в праздник свою лепту: »Я спонтанно без подготовки стал говорить какие-то вещи, побуждающие к размышлению, выступил против несбыточно-религиозных требований и объявил себя сторонником 'Прометея' Гёте и 'Отче наш' Лукаса Вишера, который я прочитал и который произвел определенное впечатление, так как был очень актуальным.«
Однако уже на следующий день люди снова окунулись в безжалостную действительность жизни в гетто. Хотя в Минске в это время господствовали экстремальные холода, начальник полиции и службы безопасности провел без лишних церемоний среди евреев, депортированных из »старого рейха«, акцию »мех«: все меховые изделия подлежали сдаче. Руднер, у которого, конечно, уже не было мехового воротника, т.к. он, скорее всего, обменял его на еду, сделал в своем дневнике короткую запись: »Свой воротник я уже давно съел!!«
После этой акции смертность в гетто значительно возросла. Быстро распространялись тиф и туберкулез, а голод и холод довершали свое дело. В конце января 1942 года умерла и подруга Руднера Марта Крон. Несмотря на то, что с каждым днем силы все больше покидали ее, она продолжала сочинять стихи и передавала их вместе с письмами Руднеру.
Bewunderungswürdig ist deine Kraft,
Erhobenen Hauptes verließt […] Du die Haft
Regsam blieben Geist und Körper Dir,
Trotzig dein Mut hinter Kerkers Tür
Herbes und Unrecht hast du erfahren,
Oft nur mit Müh’ kannst die Ruh’ Du bewahren
Leid, Druck und Knechtschaft hast Du erlebt,
Du dessen Sinn nach Höherem strebt.
Reckest die […] und dehnest die Brust
Und denkest an die Zukunft voll Hoffnung und Lust.
Denn stärker als je kannst Du Dich beweisen
Nerven von Stahl und Körper wie Eisen,
Eisern die Muskeln, Schädel wie Erz
Recht hart auch Dein Wille, stark ist Dein Herz.
(Стихотворение, которое Марта Крон написала Бертольду Руднеру незадолго до своей смерти в январе 1942 года. Институт современной истории г. Мюнхена)
Тоска по дому и по Маргарете, по своей »Грете«, была огромной, а беспощадные и жестокие условия в гетто заставляли многих терять веру в жизнь: »Холод, голод и плеть приводили в уныние, люди тосковали по своему дому, по своим родным и близким, и размышляли, размышляли, искали опору и не находили ее, и вынуждены были снова и снова с усилием подниматься и, как бурлаки на Волге, тащить свой жизненный кораблик, противясь буре и натиску«.
После того, как умерла Марта Крон, у Бертольда появилась новая »спутница жизни«. Поскольку бараки были битком набиты людьми, их жильцы вынуждены были по очереди пользоваться немногочисленными спальными местами. Таким образом, он познакомился со своей новой соседкой по кровати Ольгой А. из Вены.
В русской части гетто все чаще стали проводиться »маленькие акции«, при которых происходило массовое уничтожение еврейских мужчин, женщин и детей. До сих пор евреи из рейха, а также из »протекторатов Богемии и Моравии« не подвергались таким акциям уничтожения.
Однако и в »зондергетто« нередко происходили случаи насилия над его обитателями. Руднер описывает в своем дневнике убийства и жестокое обращение, которое он видел вокруг себя. Он также пишет о том, что полиция и служба безопасности дала указание мастерской при парке грузовых автомобилей СС, в которой работал Руднер, изготовить стул пыток.
Руднер семь дней в неделю работал посменно. Это позволяло ему наряду с получением лучшей еды в определенных рамках осуществлять гигиенический уход за телом, т.к. на его рабочем месте был душ, которым он мог время от времен пользоваться. Принять душ, не говоря уже о ванне, в гетто не было возможности, поэтому все узники вынуждены были бороться со вшами. У людей в гетто не было также чистой одежды. В большинстве своем люди донашивали одежду, в которой прибыли в Минск.
В свое 57-летие, 20 апреля 1942 года, Руднер не пошел на работу. Несмотря на ограниченные возможности »жилищное сообщество« приложило все усилия, чтобы отпраздновать его день рождения достойным образом. По этому поводу он пишет в своем дневнике: »В свой день рождения я остался дома. И был удивлен подаркам: 2 галстука, ночная пижама, один шнурок от ботинок, удавшаяся картина моего жилого угла с посвящением, стихотворение от Оли, далее - крышка переплета от книги (также от нее), носовой платок и музыкальный туш! - У нас было - 1 литр молока (4 рейхсмарки), 12 яиц (по 1,5), далее мне выдали достаточно хлеба, масла, маргарина и немного колбасы из кухни СС. Мы неплохо пожили два дня и угощали друзей.«
В мае 1942 года в Минске снова потеплело, и депортации из рейха, которые из-за трудностей со снабжением фронта в декабре 1941 года были приостановлены, были возобновлены. Однако депортированных евреев уже не привозили в Минское гетто, а уничтожали сразу после прибытия и закапывали в вырытых ямах в лесу вблизи деревни Малый Тростенец. Большинство этих транспортов прибыло из Вены. Их чемоданы и продукты эсесовцы отправляли на склад. Последняя запись в дневнике Руднера гласит: »У второго транспорта из Вены также были отобраны чемоданы и продукты. Каждый из нас получил краюху хлеба из Вены и кое-что из еды. За счет - венцев.« В этом транспорте была также и сестра Руднера Тереза Бергтром. Ее убили в тот же день. Брата Бертольда Руднера Пауля национал-социалисты депортировали уже 23 октября 1941 года в Лицманштадт. Там он погиб 8 февраля 1942 года. Жена Руднера Маргарета Цитен была отправлена в концентрационный лагерь Равенсбрюк, где она умерла 3 декабря 1944 года. Дальнейшая судьба Бертольда Руднера неизвестна. Его дневник после войны при невыясненных обстоятельствах попал в руки Германа Бриля. Сегодня он находится в институте современной истории в Мюнхене.
Составительница Аня Ройсс